Лорен О`Доннел - Леди и сокольничий
Невнятное восклицание сорвалось с губ Логана. Он заглянул ей в глаза, лаская взглядом короткий, упрямый нос, раскрасневшиеся от мороза щеки и влажно поблескивающие, полуоткрытые губы.
Снежок в его руке растаял, и струйка ледяной воды стекла на шею Солейс. Она боялась пошевелиться, боялась вздохнуть, опасаясь, что Логан встанет и уйдет не оглядываясь, как это бывало не раз.
Стряхнув с себя снег и вытерев мокрые щеки, Логан угрожающе нахмурился.
— Ну, ты мне за это заплатишь!
— Нет! Не надо! — истошно завопила Солейс, заметив его дьявольскую усмешку. Он легко разжал пальцы девушки, сжимавшие его руку, склонился над ней и провел снежком по ее губам. Солейс слабо вскрикнула. Очертив контур ее губ, Логан проложил влажную полоску вдоль изящной шеи к вырезу на платье. Солейс затрепетала. Грудь ее высоко вздымалась под его жадным взглядом. Логан заглянул в ее затуманенные глаза и запихнул снежок в декольте платья.
Истошно закричав, Солейс дернулась и вскочила. Она подпрыгивала, размахивала руками и хлопала себя по бокам, стараясь избавиться от снега. Ледяная струйка проложила дорожку между ее грудями, обожгла живот и закапала по ногам. Девушка отряхнула подол и свирепо взглянула на Логана.
— Что ж, война так война!
— Хочешь войны? — усмехнулся он, — Ну хорошо, раз так, ты получишь ее!
Солейс пятилась назад, пока не наткнулась на стену Кэвиндейл-Мэнора.
— Подожди, — умоляюще прошептала она, протянув руки и упершись руками в широкую грудь Логана. Ей показалось, что она наткнулась еще на одну стену — бугры мускулов, покрывавшие его грудь, были тверды как сталь. — Я просто пошутила! Я вовсе не хочу воевать с тобой!
А белые снежинки все кружились над ними и, опускаясь на землю, сверкали под лучами солнца. Солейс казалось, что она попала в волшебную сказку. Но что привело ее в этот волшебный мир — щедрый дар матушки-зимы или нежность, сиявшая в глазах Логана?
Он осторожно смахнул со щеки девушки снежинки.
— Ты совсем замерзла. Иди домой, не то простудишься. Тебе надо согреться.
Мысль о том, как было бы чудесно свернуться калачиком возле сильного, горячего тела Логана, да еще под теплым одеялом, огнем обожгла Солейс. Покорно вложив свою ладонь в его руку, она позволила отвести себя в Кэвиндейл-Мэнор.
— Беги наверх и переоденься, — сказал Логан, закрыв за ними дверь.
Смутная тревога вдруг охватила девушку. Еще несколько минут назад они были так близки… почти как прежде. И сейчас Солейс боялась выпустить его руку, боялась, что стоит им хоть ненадолго расстаться, как пропасть, разделявшая их, разверзнется вновь. Она взглянула на него, и в ее глазах Логан увидел страх.
— Ступай. — Осторожно высвободившись, он подтолкнул девушку к лестнице.
— Жди меня у камина, — прошептала она. В глазах его вспыхнуло пламя.
Придвинувшись поближе к камину, Логан протянул к огню озябшие руки. Стоило только растаять снежинкам, усыпавшим его волосы, грудь и плечи, как магическое очарование этого утра рассеялось, и Логан снова стал таким, как всегда, — холодным и немного циничным. Он задумался и оглянулся, лишь услышав позади себя шелест одежды. К нему шла Солейс. Логан загляделся на ее босые ноги. Маленькие, как у ребенка, они быстро мелькали из-под подола синего платья. Он вдруг догадался, что она не обулась из-за спешки. На плечи Солейс накинула одеяло. Мокрые от снега волосы девушки в беспорядке рассыпались по спине. Но взгляд Логана был прикован к ее глазам, сверкавшим, как изумруды.
Постояв рядом с ним и поглядев в огонь, девушка заговорила:
— Знаешь, когда я была маленькой, мне никогда не разрешали играть во дворе, если шел снег или дождь. Отец всегда считал… что у меня много других дел.
«Значит, решила восполнить то, чего ей так не хватало в детстве», — подумал Логан. Что ж, и он с радостью сделал бы то же. И вдруг… вдруг сообразил, что именно это и делал.
— Теперь отца со мной нет. И некому мне что-то запрещать. — Солейс завороженно смотрела в огонь.
Логан залюбовался теплыми отблесками пламени на ее порозовевшем лице. Красота девушки поражала воображение. Любой мужчина влюбился бы в нее без памяти.
Любой. Только не он.
Схватив Солейс за руку, Логан притянул ее к себе.
— Я не хочу тебя! Да и вообще, для меня важно одно — чтобы замок Фултон оставался в моих руках.
— Знаю, — отозвалась она.
При звуке ее мягкого голоса он обезумел от желания. Взгляд огромных, зеленых, как изумруды, глаз, туманил голову, кружил ее, как молодое вино, заставляя позабыть все клятвы, данные им когда-то семье и самому себе.
Его пальцы сомкнулись вокруг ее хрупких запястий. «Что делает со мной эта колдунья?» — подумал он, теряя голову именно в ту минуту, когда ему был особенно нужен трезвый, холодный расчет. А он не мог думать ни о чем, кроме Солейс, и как одержимый припал к ее губам.
Когда его горячие губы обожгли ей шею, Солейс очнулась.
— Ты же говорил, что не хочешь меня.
Услышав мягкий укор в ее нежном голосе, он почувствовал себя презренным лжецом, отстранил девушку и заглянул в затуманившиеся глаза.
— Сокровище, что ты хранишь меж своих бедер, заставило бы любого мужчину пасть на колени!
Тихий, сдавленный стон вырвался из ее груди.
— Да… только не тебя.
— Значит, вот чего ты хочешь? Поставить меня на колени?
— Нет. Я мечтаю только о том, чтобы ты был на моей стороне.
Влажные изумруды ее глаз сияли в темноте, такие трогательные в своей чистоте и невинности, что сердце у него сжалось. Он заметил, как в них загорается желание. И знал, что в его власти подарить Солейс наслаждение, вознести ее на небеса или ввергнуть в ад. Не было ничего, чего бы он не сделал ради нее. Логан не мог лишь одного: стать ее союзником. Он по-прежнему хранил верность своей семье, семье, которой уже много лет не было на свете. Они мертвы… а в Солейс жизнь била ключом. Раздираемый мукой и сомнениями, терзавшими его днем и ночью, Логан со стоном оттолкнул девушку.
— Я не враг тебе, Логан, и не хочу больше сражаться… Он отшатнулся от нее.
За всю свою жизнь Логан Грей еще не испытывал такого страха. Он догадывался, что его ждет и что предначертано ему. Впереди его ждал Фултон. В один прекрасный день замок снова будет принадлежать ему. Фултон… это было все, о чем Логан мечтал, все, чего хотел от жизни. И вот теперь, глядя на женщину, стоявшую перед ним, ту, кого он должен был ненавидеть всей душой, он вдруг впервые усомнился в своем предназначении. В чем же его долг? Забыть о том, что многие годы было смыслом его жизни, за быть ради того, чтобы снова познать блаженство в объятиях Солейс? «Я угодил в ту же ловушку, что и Питер, но не позволю ей захлопнуться».
